Алекс Дубас – о японских таксистах, стыде и совести, унитазах и якудза
– Насколько это отсталая страна.
– Отсталая?! Почему?
– Потому что я ожидал увидеть там на улице Гинза в Токио ходячих роботов с лазерами и школьниц в клетчатых юбках с катанами за спиной (смеется). А увидел 70-е годы ΧΧ века.
Я, конечно, утрирую. Конечно, это передовая страна, у неё все в порядке с технологиями и с медициной, но, в общем-то, золотой век Японии пришелся на 1980-е: когда у них вовсю была автомобильная промышленность, радиоприемники, кассеты… Все, что относится к японскому качеству и так далее. Оно никуда не делось, но, в общем-то, сейчас Южная Корея заняла место Японии в смысле технологического гиганта. И сейчас, когда путешествуешь по стране и заезжаешь в отели, там бытовая техника 80-х: телевизоры, кофеварки, чайнички, мебель как будто венгерская, как в советское время привозили, стеклянные шкафы, которые наши мамы и папы ставили. Ну вот как-то в этом смысле всё довольно аскетично и просто. И водители такси (они обязательно в белых перчатках) пользуются старыми телефонами Motorola (даже не навигаторами – это у них есть отдельно), но почему-то на каждом повороте они достают блокнот, ручку и там пишут, куда он повернул и во сколько. Я спросил, для чего это. Он говорит: «Для отчетности». То есть несмотря на наличие навигатора, который всё учитывает, он на бумаге пишет на каждом, подчеркиваю, повороте, во сколько и куда он повернул.
В Японии нет отопления. А страна холодная, как и Россия. Всё-таки Дальний Восток. Приходится брать два или три одеяла в этих стеночках недолговечных домов. Недолговечные они из-за сейсмоусловий. И самое теплое место в японской квартире – это унитаз. Все унитазы в Японии подогреваемые – из-за того, что холодно, очень много инфарктов было. Зима, колотун, люди идут, садятся на холодное стекло, и у них происходят инфаркты. Поэтому они сделали унитазы теплыми. И вот вы представьте себе, вдумайтесь, что в японской квартире самое теплое место – это унитаз. Прямо как рождественский очаг.
– Мне кажется, это добавляет своей атмосферы.
– Конечно, но ни в коем случае не хотел бы, чтобы в моих словах это имело бы какой-то отрицательный оттенок, потому что Япония – одна из самых удивительных стран из всех, которые я когда-либо видел, в которую сразу влюбляешься, в которую хочется возвращаться. И я понимаю, что это только первое прикосновение к Японии, поэтому я еще обязательно туда приеду. Потому что всё, что о ней говорят: «инопланетяне», «другой мир»… Понятно, что это сложившийся стереотип, не хочется его повторять, но это так и есть. Это действительно другой мир, другая цивилизация, совершенно другое отношение к жизни.
Мой товарищ Ёсики – музыкант группы X-Japan (это как «Машина времени», только японская), он лет уже 30 или 40 на сцене, как Макаревич, но если бы Макаревич не был бы седовласым мудрецом, изрекающим истины, а носил бы накладные волосы, делал бы макияж, ходил бы со своими стилистами… То есть Ёсики – такой изобретатель в стиле visual key – это смесь рока, эпатажа, стразы на подведенных глазах… Надо сказать, что в японской культуре такой мужчина, который пользуется макияжем и косметикой – это не гей, а наоборот, скорее дамский угодник. И вот мы разговаривали с Ёсики о последнем годе его группы. Он говорит, что год выдался нехорошим: его брат совершил самоубийство, участник группы совершил самоубийство. Спрашиваю: «А почему ты так легко об этом говоришь?». А он в ответ: «Я знаю, что у вас, в Европе и в России, другое отношение к самоубийству. Это человек, который чего-то не выдержал. В России действительно раньше самоубийц хоронили за пределами кладбища, их не отпевали. В Японии отношение к самоубийству немного спокойнее. То есть да, это человек, который принял такое решение. Хорошо, мы будем уважать это решение».
– Может быть, это от харакири пошло?
– Собственно, это и есть харакири. Ну просто харакири – это способ самоубийства. Камикадзе – тоже способ самоубийства. И мы стали с ним разговаривать, почему же так, и выяснили, что регулятор общества, социальных отношений в Японии – это стыд. В то время как у нас регулятором отношений в обществе является совесть. Это две разные вещи. Совесть – это вот вам женщина в супермаркете дала сдачу на 1000 рублей больше, и вы её можете взять, она ошиблась, но как-то совестно: она же все-таки женщина, ей надо кормить детей, потом еще что-то вычтут из зарплаты. Ну или вы не совершаете каких-то поступков из-за того, что вам совестно, вам будет нехорошо от этого, неловко, прямо паршиво. У японцев нет совести. У них в принципе нет такого понятия, такого слова. Им это заменяет стыд. А стыд – это про общество.
То есть откуда вся эта эстетика и культура японцев, когда нужно поклониться, не ударить в грязь лицом, когда они не берут чаевые. Почему? Тот же самый стыд. Я достаточно зарабатываю здесь. Это моя профессия, мое ремесло, я ему посвящаю жизнь, а сейчас работаю официантом, и, в общем-то, мне не надо подачек. То есть я такой же достойный гражданин, как и ты, но вот я сейчас работаю здесь. То есть им главное – не ударить в грязь лицом перед другими, чтобы никто плохо не подумал о тебе ни в коем случае.
Там же еще есть клановая вещь. Кланы – это и твоя корпорация, твой класс, твоя баскетбольная/бейсбольная команда. И самоубийства люди совершают из-за того, что что-то там произошло и дальше невозможно жить, потому что это такое общество, которое будет на тебя искоса смотреть. Или ты каким-то образом не состоялся и будет неловко перед другими. То есть у нас это переживание внутреннее, там это переживание внешнее. Совесть – это про внутри себя, стыд – это общество, перед другими.
И там, и там есть подвохи, потому что, например, человек может совершить какое-то негодяйство, при этом гарантированно зная, что никто об этом не узнает, его никто не осудит, ему не будет стыдно. Интересно, он тогда это сделает или нет? Поэтому я не думаю, что здесь есть какая-то идеальная золотая середина, но, наверное, идеальным обществом стало бы такое, где сдерживающими факторами от дурных поступков было бы и то, и другое – и совесть, и стыд.
– В эфир наверняка вошли не все истории...
– Была у меня история в бане (это называется онсэн). Вы знаете, что в японские бани нельзя заходить с татуировками? Потому что тату – это привилегия якудзы (мафии). И поэтому, когда ты заходишь с татуировкой, ты как бы оскорбляешь благополучное общество, ты другой. Тебя могут попросить выйти. И мы попали в один такой онсэн в Киото.
До этого нам попадались бани так себе (при гостиницах, еще что-то), а нам хотелось, чтобы вот с водопадом, с видом на падающий снег. И нам такой знакомый знакомых в Киото посоветовал. Мы приехали (это минут 20 езды от центра), и нас сначала почему-то не хотели пускать. А потом вышел какой-то человек, посмотрел на нас двоих, что-то сказал своим, и нас пустили. И вот мы заходим туда, а там все люди в татуировках. Все. Причем татуировки от горла до лодыжек. То есть очевидно, что это якудза.
Но это уже стало понятно, когда мы уже разделись. А у меня есть татуировка на ноге – такая некая звезда, орнамент. И вот мы заходим, пар рассеивается, и вокруг, собственно, сплошная мафия, которая на тебя очень пристально смотрит. А они не могут с обычными гражданами ходить в баню, поэтому просто арендуют баню, куда уже, в свою очередь, не пускают никого другого… Ну мы были туристы настойчивые. Вышел представитель якудзе, сказал боссу, что там какие-то белые, а он ему: «А давай по приколу позовем их!»
Мы моемся, они смотрят на нас. Вдруг ко мне подходит один и показывает на татуировку на ноге. Английского они не знают. И он показывает на свою, у него она в районе ребер точно такая же звезда, только гораздо больше и еще с какими-то драконами и еще чем-то там. Она у меня была отдельно, а у него – элемент большой картинки. Я такой думаю, что же делать. У них она наверное что-то одно значит, а у меня татуировка – это на самом деле путеводная звезда, вифлеемская. Я думаю, сейчас он начнет предъявлять, может, у них это значит принадлежность к какому-то клану. Но нет, ничего такого. Мы жестами пообщались, посмеялись. Было немножечко стремно, но они в основном между собой общались, английского никто не знает.
Кстати, у многих из них действительно нет пальцев – мизинца и безымянного. Практически у каждого третьего. Они отрубают их в знак доказательство того, что они верны клану. Накосячил где-то, отрубает палец и такой: «Видите, я с вами». Очень запоминающийся был у меня вечерочек.
– Кто еще из местных запомнился? Ну, кроме якудзы.
– Очень понравилась девушка майко. Есть гейши, а есть майко. Гейши – это профессионалы, а майко – это ученицы, те девочки, которые скоро будут гейшами. Девчонка молодая, клевая. Но вот эта белая пудра на лице, сделанная прическа (у майко как раз свои волосы, а у гейш уже парики)... Она была крайне веселая. Мы разговорились, говорили о кино. С одной стороны ты понимаешь, что разговариваешь с куклой, но мы так говорили, перебирали любимых актеров, она так смеялась… Подписались друг на друга в Instagram. И я сейчас слежу за ее жизнью, когда уже вернулся в Россию. И у неё очень прикольный Instagram: живая девочка, такая вот японка, фотографируется в своем обычном виде (в этом смысле она очень непохожа на свой образ). Прямо вот видишь живого человека, и это как-то по-другому воспринимается, не как прикосновение к старине или к носителю какой-то культуры, а просто как к обычной современной девчонке, которая выбрала себе такую профессию.
– А как они этот путь выбирают?
– Наверное, все-таки финансовый вопрос. Это довольно большие деньги. Это точно нельзя назвать проституцией. Может быть, это немножко больше похоже на эскорт. Но и не эскорт тоже. Потому что их задача – не сопровождать, а просто веселить тебя в компании. Поэтому они знают много анекдотов, историй, игр, песен, играют на разных инструментах.
– А в их менталитете это не считается чем-то недостойным?
Нет, у них это очень уважаемая профессия. То, чем они гордятся, то, чему они завидуют. Известные гейши – они же в том числе и глянцевые звезды. Это некая часть культуры, аналоги которой нельзя провести, и это и есть главное отличие. То есть когда мы говорим, что Япония удивительна, необычна. Это и есть необычное.
– Вы в первый раз были в Японии?
– Во второй, поэтому пошел уже по каким-то своим проверенным маршрутам. В частности, в Киото у меня есть два любимых места. Одно – это русское караоке. Одна женщина, её зовут Анжела, 20 лет назад переехала в Японию и вышла замуж за японца, потом развелась. И она держит на третьем этаже караоке-бар с русскими песнями в том числе. К ней приходят японцы, потому что это своего рода экзотика, они с ней общаются (она прекрасно говорит по-японски). Сама она одевается во всё белое. И я к ней люблю захаживать, смотреть, как японцы поют. А второй – фотограф, летописец Киото. Его зовут Квай, фотографирует жизнь Киото вот уже лет 30 наверное. Это черно-белые снимки, уходящий Киото. Он как Санкт-Петербург. Киото красивее, чем Токио, интереснее, там гораздо больше всяческих памятников и духа. И этот дух уходит, потому что новостройки, еще что-то… И вот Квай это всё фотографирует. У него тоже барчик, где можно курить, выпивать саке, разбирать его фотографии.
– Если в третий раз поедете, что хотели бы посетить?
– Я, наверное, поеду всё-таки уже в другое время – в ноябре. Ноябрь – это лучший месяц. Чтобы уже посмотреть другую какую-то Японию. Наверное на острова поеду – Хоккайдо, Окинава. Потому что Киото, Токио, Кобе, Нагано – это я уже всё посмотрел. Сейчас время для чего-то такого другого.
Крысы издают свист в ультразвуковом диапазоне, что позволяет им общаться друг с другом, не привлекая внимание хищников. Причем они свистят не губами, а горлом. Они также способны внезапно менять частоту сигналов. - :
