Украинский Дом Крысы - информационно-познавательный сайт о крысах. Интересные факты, фотогалерея, видеотека, советы и многое другое.

25.05.2019

Секреты Токио: чем живет процветающий и креативный мегаполис

Секреты Токио: чем живет процветающий и креативный мегаполис

Прошлогодний июнь, прохладное раннее утро. До восхода солнца еще пара часов. Стоя в предрассветной темноте у западного берега реки Сумиды, я наблюдаю, как толпящиеся вокруг туристы натягивают яркие нейлоновые жилетки, словно готовясь к импровизированному футбольному матчу. Можно подумать, что все они, семь десятков продрогших гостей из Южной Африки, Китая, Малайзии, Испании и России, проделали этот долгий путь, чтобы погонять мяч на песчаном берегу.

На самом деле собравшиеся экипируются перед походом на Цукидзи Сидзё – на тот момент пока еще крупнейший рыбный рынок на планете. Цукидзи – лабиринт из складов, морозильных камер, погрузочных доков, аукционных площадок и прилавков. Этот рынок, который кормит город без малого сто лет, превратился в туристический аттракцион, разрекламированный в прессе и телешоу.

Впрочем, исторический рынок доживает последние дни. Потертые прилавки и булыжные полы манят туристов, гонящихся за местным колоритом, однако в суперсовременном Токио подобные места считаются рассадниками антисанитарии, осколками бурного прошлого. К осени Цукидзи должен исчезнуть, и торговцы готовятся перебраться из сердца мегаполиса в новое, ничем пока не примечательное место на юго-востоке.

Выстроившись друг за другом, мы устремляемся внутрь. Мимо нас проносятся автопогрузчики и грохочущие морозилки с рыбой. Тут до меня доходит, что наши яркие жилеты – еще и мера безопасности: помогут не угодить под колеса.

Каждый день со всего света сюда свозили около полутора тысяч тонн рыбы, морских растений и извивающихся беспозвоночных. К концу дня весь этот фантастический улов – стоимостью порядка 15 миллионов долларов – рассортировывался, разрезался на куски и развозился розничным продавцам. К моему приходу в полпятого утра торговля кипела уже несколько часов.

Вокруг будто белки в колесе крутятся сотни человек, многие курят. Охранники в белых перчатках указывают нам путь мимо груды пенопластовых ящиков – некоторые из них похожи на громадные гробы с кровавым грузом. Впереди виднеется вход на склад, внутри которого визжат пилы, режущие замороженную рыбью плоть.

Большинство туристов явились сюда ради знаменитых торгов, однако после фантасмагории, которую мы только что лицезрели, аукцион кажется ужасно скучным. К 10 утра рыбная лихорадка идет на спад, и я украдкой брожу по рядам в одиночестве, общаясь с торговцами, которые горько сокрушаются по поводу надвигающейся ликвидации старого рынка. Несколько часов спустя гудят одни только фуры, развозящие товар: водители ждут в кабинах, пока автопогрузчики погрузят рыбу.

Около полуночи я забредаю в маленький синтоистский храм с каменными монументами в честь разных морских обитателей. Цукидзи поднял в моей душе бурю эмоций, пробудил животные инстинкты. Я чувствую себя опустошенным. О мои ноги трется кошка. Надпись на камне передо мной гласит: суси-дзука, «памятник суси». Через несколько часов все на Цукидзи начнется сначала.

Как утверждает экономист Гарвардского университета Эдвард Глейзер, города – величайшее достижение человечества. В таком случае Токио, пожалуй, лучшее творение нашей цивилизации: грандиозный мегаполис, вместивший свыше 37 миллионов жителей, один из самых процветающих, безопасных и креативных городов на планете.

Всем этим он отчасти обязан своей трагической истории. За последние сто лет город дважды восставал из пепла: после Великого землетрясения Канто 1923 года и – уже при жизни следующего поколения – после американских бомбардировок в конце Второй мировой войны. С каждой катастрофой японцы хоронили прошлое и заново творили мир вокруг себя, облекая его в небывалые формы. Рынок Цукидзи появился после землетрясения Канто, сменив более древний, на протяжении трех столетий шумевший рядом с центром города.

В середине прошлого века стремительно шагнувший вперед Токио получил невероятно плотную застройку. Как полагает Глейзер, именно в этом и кроется одна из причин его успеха. Пространство, где живут бок о бок люди с самым разным бэкграундом, где нет преград торговле и новым идеям, – благоприятная среда для взрыва творческой энергии.

Вместе с фотографом Дэвидом Гуттенфелдером я за несколько недель исходил город вдоль и поперек. Мы оба раньше жили в Японии и знали, что Токио трудно описать, не злоупотребляя превосходными степенями. Мы не замахивались на исчерпывающую хронику, но старались нащупать ту невидимую нить, которая соединяет город и людей. Ведь это в них, в жителях, город черпает силу.

Островок счастливой старости

Кое-что за двадцать лет не изменилось. Полицейские, как и прежде, объезжают кварталы на белых велосипедах. Дети с огромными ранцами спокойно садятся в метро без сопровождения взрослых, а большинство токийцев по-прежнему курсируют привычными маршрутами между домом и работой на суперсовременных поездах. Схема общественного транспорта напоминает нейронную сеть. В Нью-Йорке, где я живу, станций еще больше, однако токийская подземка ежедневно перевозит около 10 миллионов человек – а это больше, чем население Нью-Йорка.

Ясным субботним утром я прогулялся по Хатияма-тё, Угуйсудани-тё и Эбису-ниси, сел на поезд в Сибуе и по линии Яманотэ добрался до Икэбукуро – откуда двигаюсь уже пешком. В северном квартале Сугамо уличные торговцы расставляют столы и вешалки с одеждой на тротуаре вдоль Дзидзо-дори, надеясь завлечь покупателей из потока пешеходов – по большей части пожилых дам. Чего тут только нет: свитера, ожерелья, кухонные принадлежности, ортопедические приспособления, трости, наколенники, памперсы для взрослых. Среди всего этого разнообразия в глаза бросается нижнее белье – ярко-красные трусики, аккуратно упакованные и разложенные по размерам. В японской культуре красный цвет символизирует удачу, крепкое здоровье и долголетие.

Шествуя мимо по двое – по трое, старушки то и дело останавливаются, чтобы рассмотреть товары и прицениться. Прохожие помоложе тут тоже есть, они снуют мимо прилавков и ныряют в близлежащие кафе, но в основном толпа состоит из пожилых людей.

Города часто выставляют напоказ энергию и молодость – но в любом из них всегда есть место старости и смерти. Антрополог из Гарварда Тед Бестор посоветовал мне заглянуть в Сугамо, ибо в этом квартале особенно заметна отличительная черта Токио – его многочисленное, стремительно растущее пожилое население. «В Токио так много стариков, что у них есть собственный квартал, где они сами себя развлекают», – объяснил Бестор.

Рождаемость заметно снизилась в последние десятилетия в большинстве процветающих промышленно развитых стран, но Япония – самая «престарелая» из всех. Почти 30 процентов из ее 126-миллионного населения – это люди старше 65. Смертность превышает рождаемость. Скоро на Токио ляжет тяжкий груз – обеспечить проживание, содержание и уход тем людям, которые когда-то построили этот город.

Старение нации грозит истощить экономику. Но оно ударит и по психике людей, и самое вопиющее тому подтверждение – кодокуси, что часто переводят как «одинокая смерть»: когда тело обнаруживают лишь через несколько дней или даже недель. К 2035 году более четверти токийцев перешагнут 65-летний рубеж, и многим из них суждено жить в одиночестве.

Впрочем, от уличной атмосферы в Сугамо не веет ни тоской, ни безысходностью. У входа в один из магазинов мужчина и женщина разглядывают витрину, обсуждая роботов-сиделок – борясь с нехваткой рабочей силы, японские власти финансируют и такую программу.

«Может, купим уже такого, чтобы за тобой ухаживал?» – мягко говорит мужчина своей элегантной спутнице еще более преклонных лет. «Куда ты от меня денешься, – отвечает та. – К тому же слишком уж они все страшные».

Сэндагая

Кусочек кремниевой долины в Токио

Масанори Морисита недавно продал свой стартап под названием Everforth более крупной технологической компании за весьма внушительную сумму. После заключения сделки он, однако, продолжает развивать продукт, и, когда мы встречаемся в квартале Сэндагая, Морисита изо всех сил старается играть роль дальновидного руководителя слегка за 30, который достаточно либерален, чтобы пригласить подчиненных на барбекю.

Пикник он устроил в своем новом доме, превращенном в пространство для жизни и работы, где его инженеры, менеджеры по продажам и другие коллеги могли бы трудиться бок о бок. Здесь есть и рабочие кабинеты, и спальни для сотрудников, и винный погреб, и библиотека.

Мы на крыше. Вертя курицу над раскаленными углями (соус к ней он, кстати, приготовил сам), Морисита делится со мной своими планами: сделать так, чтобы на смену традиционным устоям пришли ценности эпохи новых технологий. И начать он решил с собственного дома.

«Мне по душе культура Кремниевой долины, – говорит Морисита. – Я пытаюсь делать здесь что-то подобное, но это нелегко».

Он указывает щипцами туда, где простирается город. «Знаете, японская культура очень строгая, – продолжает он. – Упорядоченная. Организованная. Людям нравится, когда им говорят, что делать». По его словам, и сам дом, и воплощенные в нем новые форматы устройства жизни и работы поистине революционны.

Мы всматриваемся в горизонт к востоку, где возвышаются краны, – там, в соседнем квартале Касумигаока-мати, возводят новый национальный стадион. Это эпицентр строительных преобразований Токио в преддверии летней Олимпиады 2020 года. За играми здесь смогут наблюдать 68 тысяч зрителей.

Близость к стадиону наверняка навсегда изменит жизнь тихого квартала, но Мориситу это нисколько не заботит. Он слишком увлечен своей задачей – разорвать все связи с традиционным жизненным укладом, господствовавшим десятки лет. В его глазах все эти переполненные поезда и дороги, обязательные для всех вечеринки с выпивкой после работы и прочие корпоративные традиции мешали Японии построить собственную Кремниевую долину.

«Больше всего хочется свободы», – говорит мне Морисита.

Новый облик городской среды

Несколько недель спустя в расположенном на другом конце города квартале Асакуса я встречаюсь с Кэнго Кумой – архитектором, спроектировавшим новый национальный стадион. Кума – один из ярчайших талантов современной Японии. Он старше Мориситы на целое поколение, но их роднит общая мечта – преобразить город.

Мы расположились в небольшой комнате на третьем этаже Культурно-туристического информационного центра Асакусы. Как и большинство других творений Кумы, это суперсовременное здание облицовано природными материалами. В данном случае – древесиной; дерево создает атмосферу уюта и одновременно является данью уважения мастерству японских ремесленников.

Куму часто называют антиурбанистом, противником массовых скоплений людей, зажатых каменными тисками, – но он спешит сорвать с себя этот ярлык. «Говорят, я ругаю города, – рассуждает он, качая головой. – Мне хочется перекроить город. Разбить пространство, вернуть ему более мелкие масштабы». По словам Кэнго, «мелкий масштаб» некогда был определяющей чертой жизни японцев. Он «вмещал» больше деревьев, садов, парков – и больше связей между людьми.

Конечно, будущие поколения наверняка запомнят Куму как создателя огромного овального стадиона, который воплощает мечту архитектора – мечту о будущем, когда здания будут использоваться для разных целей и при этом гармонично вписываться в окружающую среду. После Олимпиады его стадион превратится в футбольную арену. Арена эта будет окружена деревьями, а несколько этажей увьет зелень, высаженная на открытых террасах.

«У нас и правда проблема с плотностью застройки, – говорит Кума. – До сих пор весь наш дизайн городской среды сводился к тому, чтобы отыскать подходящий кусочек земли и отгрохать там какую-нибудь махину. Расчистить место для небоскребов и торговых центров – так всегда делалось в Азии».

По словам архитектора, плотность застройки выросла после землетрясения Канто, а потом и после бомбежек Второй мировой. Многие крупные города мира – это древние агломераты, трехмерные хроники человеческих решений и поступков, «писавшиеся» веками. Но современный Токио рос беспорядочно и быстро – его здания, магистрали и железнодорожные пути заполняли бреши, оставленные стихией и бомбами. Последствия тех событий, утверждает Кума, предопределили тяжелейшие проблемы современности – в том числе и кодокуси, «одинокую смерть».

«Теперь мои студенты предпочитают жить вместе в одном доме. Это что-то новое… После войны такой стиль жизни был непопулярен. Мы жили в изолированных пространствах, разделенные бетоном, – архитектор постукивает по бетонной колонне. – Но люди больше не хотят так делать. Они понимают, что это плохо».

Позже, когда мы будем подниматься на смотровую площадку на крыше туристического информационного центра, Кума назовет Японию «зрелым обществом» – состоятельным, технологически развитым и стареющим. Иными словами, готовым расти более ответственно. «Лучшее, что мы можем сделать, – это подать пример, – улыбается он. – Мы можем показать, как действовать иначе».

На крыше полно туристов. Одни фотографируют силуэт Токио на фоне чистого неба, другие смотрят вниз, на Сэнсо-дзи – буддийский храмовый комплекс, не менее грандиозный, чем сам город.

Мы наблюдаем, как напротив нас люди идут в храм через Каминаримон, «Врата грома». Восточнее, на противоположном берегу реки Сумиды, примостилось темное приземистое здание – это часть штаб-квартиры пивоваренной компании Asahi Breweries. Оно увенчано огромным золотым пером, которое символизирует пламя – в народе его окрестили «золотым дерьмом». Кума, завидев его, морщится.

«Каждое здание живет своей жизнью, и мы должны стараться существовать в гармонии с ним, – объясняет он. – Расположение центра, в котором мы сейчас находимся, очень важное – напротив ворот храма. Придумывая этот проект, я хотел отдать дань уважения “Вратам грома”, этой улице… Многие думают, что история – это дело минувших дней. Да, мы живем в другую эпоху, но по-прежнему взаимодействуем с прошлым».

Минамисэндзю

Где страдания приносят удачу

Усевшись на ступеньках синтоистского храма в Минами-сэндзю – не самом приветливом квартале к северо-востоку от центра города, – Тосио Тадзима поджидает команду носильщиков. Июньская пятница радует теплом, сезон фестивалей в самом разгаре, и из репродукторов, закрепленных на столбах, несутся пронзительные звуки традиционной музыки. Тадзима, корпулентный серьезный господин, явно раздражен. Под сенью высоких гинкго в тихом дворике должно собраться около двух сотен человек, но пока подошло всего с десяток. Местного духа – божество по имени Сусаноо, бога грома – заставляют ждать.

Тадзима и его товарищи облачены в традиционные одежды: одинаковые жакеты хаппи из легкого хлопка и белые дзика-таби, обувь японских рабочих с «отдельным» большим пальцем. Зная, что придется попотеть, многие надели шорты, хотя некоторые предпочли другую одежду – фундоси: что-то вроде пояса или набедренной повязки, через которую перекидывается полоска ткани, продеваемая между ног.

В одной руке Тадзимы рупор, другая сжата в кулак. Когда он наконец поднимается, не в силах больше сидеть на месте, я замечаю у него на шее сзади странную шишку. Мне кажется, будто она словно колыхнулась. Тадзима перехватывает мой взгляд и трогает шишку. Та вновь покачнулась.

«Это моя микоси-дако», – с нескрываемой гордостью сообщает Тадзима. Носильщик постарше подходит и разглядывает шишку. «Огромная!» – одобрительно заключает он. Потом, повернувшись вполоборота, демонстрирует такую же, но чуть поменьше: «Они бывают только у самых усердных».

До этого мне не приходилось слышать про микоси-дако. Как объясняет Тадзима, это сочетание двух слов. Первое означает «переносной паланкин», а второе «мозоль» – хотя таких мозолей я никогда не видел: мягкие и выглядят отталкивающе. Пытаюсь представить, откуда они могли взяться, и тут носильщик постарше, Тэрухико Курихара, со смехом указывает на что-то вроде громадного кукольного домика, водруженного на длинные толстые бревна. «Это и есть микоси. Когда его несешь, появляются дако», – говорит он и отвешивает по своей мозоли радостный шлепок.

Лишь немного уступая в размере миникуперу, микоси, на который я смотрю, украшен золотом и покрыт черным и красным лаком. Маленькие окошки заставлены бумажными ширмами, а перед резными дверями, под крутой крышей, возвышаются резные столбы. Выглядит почти точь-в-точь как святилище у нас за спиной, только уменьшенное для переноски. Собственный микоси имеется в каждом здешнем квартале, и синтоистские священники проводят особые ритуалы, чтобы на время фестиваля божество каждого квартала вышло из своего храма и переселилось в собственный паланкин.

Вскоре возле нас собираются уже около четырех десятков человек, все в одинаковых одеждах, и Тадзима решает, что можно начинать. Мужчины приближаются к микоси и кладут руки на гладкие бревна. По команде Тадзимы они сгибают колени, напрягают плечи – и выталкивают свою ношу вверх.

Подобные фестивали не редкость в Японии, и пару часов назад я уже видел, как другие команды несли по улицам микоси, препятствуя движению транспорта. Еще несколько дней микоси будут шествовать по своим кварталам – этот общинный ритуал призван приносить удачу и возрождать древнюю веру. В последний, самый главный день, все микоси перенесут обратно в местное святилище. Это событие будет сопровождаться грандиозными празднествами. Сусаноо и другие боги возвратятся по домам – люди тоже, на полусогнутых от усталости ногах.

Микоси перед Тадзимой, пошатнувшись, ложится на плечи носильщиков, и те слаженно начинают движение через двор. Поравнявшись с неким священным местом, процессия останавливается. Раздается команда Тадзимы, и носильщики принимаются раскачивать микоси – поначалу медленно и плавно, сопровождая свои движения ритмичными выкриками. Мало-помалу движения становятся все интенсивнее, и вдруг паланкин почти валится набок, грозя расплющить поддерживающих бревна мужчин – но каким-то непостижимым образом этого не происходит, и паланкин отбрасывает в другую сторону. Снова и снова микоси швыряет туда-сюда, будто лодку в бурном море: шеям и плечам носильщиков не позавидуешь.

Каждый раз, когда паланкин опасно кренится к земле, Тадзима заливается смехом. «Быстрее!» – кричит он. Красные от напряжения, носильщики скалят зубы, стонут и кряхтят. Гравий у них под ногами темный от пота.

«Наш бог любит хорошую встряску! – слышу я голос Курихары. – Хотите попробовать?»

Хлопнув по плечу одного из носильщиков, он дает ему знак выйти из строя, и я втискиваюсь на его место. Хотя ношу разделяет вся команда, на мои плечи она ложится тяжким грузом, и помимо чувства ответственности я ощущаю резкую боль в спине. Я подпираю громадину из дерева, золота и лака весом никак не меньше полутонны, и она вгоняет меня в землю, будто столб. Спустя несколько минут над шейными позвонками у меня появится синяк размером с яблоко – и будет болеть целую неделю. Наконец Курихара хлопает меня по плечу – на выход. У меня такое чувство, будто я стал на несколько сантиметров ниже.

«А что там внутри?» – спрашиваю я Курихару.

«Дух, – отвечает тот. – Уж больно он тяжелый».

фотогалерея

Сердце города жаждет разнообразия

Губернатор префектуры Токио, Юрико Коикэ, признается, что порой ей недостает хаоса.

Коикэ – первая женщина, ставшая губернатором Токио, училась в университете в другом мегаполисе, Каире. Трудно представить два города, контраст между которыми был бы еще более разительным, но Коикэ это даже нравилось.

«Каир пребывает в вечном хаосе, и в этом его очарование, – говорит она, с улыбкой вспоминая суматоху на древних улицах и базарах. – А прелесть Токио, конечно, в том, что тут царит порядок».

Мы идем по тенистой усыпанной гравием дорожке в садах Хама-рикю. Мы в самом сердце Токио, прямо у реки Сумида.

В прошлом Коикэ вела программу новостей, и каирский опыт помог ей взять интервью у многих лидеров арабских стран, среди которых были Ясир Арафат и Муаммар Каддафи. В 1990-х годах она ушла в политику и 24 года была членом Национального парламента Японии – причем за это время успела поработать в составе правительства при двух премьерах и даже недолго занимала должность министра обороны (став первой в Японии женщиной на этом посту). В 2016 году Юрико Коикэ одержала абсолютную победу на выборах губернатора. Ее триумф стал свидетельством того, что мужская монополия на власть, похоже, уходит в прошлое.

По словам Коикэ, технологии и финансовые средства позволяют городу стать экологичнее и подготовиться к грядущим проблемам вроде повышения уровня моря. Но в первую очередь ее беспокоят социальные вопросы.

«Чего Токио сегодня не хватает, так это разнообразия городской среды, – говорит она. – Я уверена, что эта проблема будет успешно решена, если мы обеспечим бóльшую вовлеченность женщин в управление городом и избавимся от японского “железного занавеса”».

Я понимаю, о чем говорит Коикэ. В столице живет немало корейцев и китайцев, многие из них – токийцы далеко не в первом поколении. Число «постоянно проживающих иностранцев» в Токио тоже со временем увеличилось: в 2018 году каждый десятый токиец в возрасте от 20 до 30 лет – не японец. Но в таком огромном городе эти группы населения быстро рассеялись, и об этническом разнообразии здесь по-прежнему говорить не приходится.

Стремительное преображение страны после Второй мировой войны часто объясняли – и иностранцы, и сами японцы – ее однородностью. Бытует мнение, что Япония – этнически и лингвистически единая нация, что ее жители ценят гармонию превыше всего и что не забывают при этом о покорности, верности и самопожертвовании.

Такие обобщения весьма опасны, и весь этот перечень высших азиатских добродетелей скорее ассоциируется с образом какого-то карикатурного самурая. Но некоторые японцы действительно считают их священными и даже находящимися под угрозой: есть опасения, что они могут раствориться в наплыве чужаков.

Саму Коикэ критикуют за то, что на словах она ратует за разнообразие, а на деле почти никаких шагов в данном направлении не предпринимает. Однако сама ее победа на выборах потрясла устои общества – и, быть может, стала предвестником более масштабных сдвигов. По словам Коикэ, к переменам Токио подтолкнула и Олимпиада 2020 года. Ожидается, что во время Игр японскую столицу посетят десятки тысяч иностранцев – хорошая возможность показать себя во всей красе. А еще Юрико Коикэ понимает, что состав населения Токио все равно скоро изменится, хотя бы по одной простой причине – нация стареет.

«Наша самая большая проблема – уход за пожилыми гражданами, – говорит Юрико. – Но Токио не боится трудностей. Выносливостью отличается не только Токио – это общая черта японцев».

(Чтобы посмотреть инфографику, разверните и приблизьте картинку)

С воды веет прохладой – взметнувшийся легкий ветерок на несколько мгновений разгоняет тяжелый влажный воздух и колышет верхушки сосен, растущих рядом с нами. Где-то вдали гудят грузовые суда.

Весь день Коикэ прошел в хлопотах вокруг закрытия рынка Цукидзи. Не обошлось без проблем – очередной большой проект в большом городе. Юрико Коикэ связывают с Токио без малого четыре десятка лет, и сегодня под ее руководством здесь совершаются грандиозные преобразования – не столь драматичные, как война и землетрясения, но ничуть не менее фундаментальные.

Источник

Размести эту крыску на своем сайте и она всегда будет приносить тебе удачу! :)

Крыска-талисман

Мировые новости