Стражи леса: неконтактные племена Амазонки (часть I, Бразилия)
Бразилия. Глубокие следы от шин на кроваво-красной земле. Свежие. Тайнаки Тенетехар слезает с мотоцикла, чтобы рассмотреть их поближе.
«Сегодня утром», – заключает он с уверенностью бывалого следопыта, от которого в этих пограничных землях не ускользнет ни одна живая душа. Глядя в бинокль, Тайнаки окидывает взглядом холмистые изгибы выжженной саванны, простирающиеся до далекого хребта. Это один из самых спорных регионов Бразилии: здесь редкий подлесок теснит вековой лес, а частные владения разъедают границы индейских земель. Следы от шин здесь – всегда зловещий знак. «Лесорубы», – бросает Тайнаки. Это значит – враги.
Он поворачивается к четверым спутникам-соплеменникам, которые тоже слезают с видавших виды мотоциклов. Патруль – пестрая компания, облаченная в залатанные джинсы, камуфляжные куртки, очки-авиаторы и банданы. Вооружение под стать экипировке, без изысков – однозарядное охотничье ружье, самодельный пистолет да несколько мачете.
«Догонять будем?» – спрашивает своих спутников Тайнаки.
Преследование лесорубов-нелегалов – конек таких патрулей. Командирам патрулей (в том числе и Тайнаки) не раз грозили расправой. Некоторые патрульные скрываются под вымышленными именами. А в 2016 году всего за месяц убили троих борцов с нелегальными вырубками. Все патрульные – члены отряда из местных волонтеров, окрестивших себя Стражами леса. Такие группировки появились в последние годы в противовес растущей волне незаконных лесозаготовок, которая обрушилась на охраняемые лесные зоны в штате Мараньян в Восточной Амазонии, не миновав и индейскую резервацию Арарибойя площадью 4,15 тысячи квадратных километров. Вместе с лесами исчезают дикие животные, основа охотничьей культуры племени гуажажара. Вырубают деревья – высыхают и озера, которые питают реки, а следом за ними гибнут рыбы-птицы.
Индейцам гуажажара явно есть что терять, но со времен первых кровавых контактов с чужаками сотни лет назад они усвоили уроки выживания. Большинство знает, как устроен внешний мир, кто-то даже сумел там побывать. Куда печальнее участь другого племени – ава, также обитающего в резервации Арарибойя. Сбившись в несколько отрядов, кочевники ава – самые восточные из изолированных, или так называемых неконтактных, народов Амазонии – скитаются по джунглям, спасаясь от воя лебедок и бензопил, а в сухой сезон – от дыма пожаров.
По всему бассейну Амазонки наберется от пяти десятков до сотни изолированных народов (всего порядка пяти тысяч человек) – и тучи над ними только и делают, что сгущаются. Эта горстка – бóльшая часть уцелевших изолированных племен на всей нашей планете: ученым известно лишь несколько неконтактных народов, живущих за пределами Амазонии. Они живут в кустарниковом редколесье Чако в Парагвае, на Андаманских островах в Индийском океане и в западной, индонезийской, части Новой Гвинеи. Сумеем ли мы сохранить остатки почти исчезнувшего уклада жизни, уклада, который сотни лет существовал бок о бок с нашей индустриальной экономикой? «Исчезает этническая общность – человечество беднеет», – уверен защитник прав коренных народов Сидни Поссуэло.
Во взаимодействии с внешним миром индейцам ава (их еще называют гуажа или ава-гуажа) редко удавалось избежать насилия. Сегодня это племя насчитывает порядка шести сотен человек, из которых около сотни по-прежнему кочуют по лесам. Остальные за последние десятилетия соприкоснулись с современным миром и ведут оседлый образ жизни в деревнях. Они обосновались в трех из четырех охраняемых резерваций – индейских территориях, которые растянулись в непрерывный коридор вдоль западной границы штата Мараньян. Отчасти благодаря присутствию индейцев ава охранный статус обрели 12,3 тысячи квадратных километров сезонно сухих лесов, образующих необходимый буфер для дождевых лесов.
Из всех ава лишь жители резервации Арарибойя – от шести до восьми десятков человек – практически никогда не вступали в контакты с внешним миром, держась особняком в самом сердце заповедной зоны. Они по-прежнему охотятся с луком и стрелами, собирают дикий мед и орехи бабассу, полностью полагаясь на щедрость леса и его источники воды. В окрестностях нет их оседлых соплеменников, из тех, что могли бы стать посредниками, случись им повстречаться с чужаками. На холмах и равнинах, опоясывающих резервацию, выросли десятки селений и деревушек, где проживает около 5,3 тысячи индейцев гуажажара. А за пределами заповедной земли располагается пять крупных муниципалитетов, чей главный экономический двигатель – древесина.
Между тем Мараньян уже лишился 75 процентов первоначального лесного покрова, а большинство оставшихся ценных источников древесины сосредоточено в Арарибойе и в трех других резервациях, где живут индейцы ава (Альто-Туриасу, Кару и Ава), а также внутри биологического заповедника. Добыча древесины на этих территориях запрещена законом: любой, кто вздумает заняться лесозаготовкой в Мараньяне, фактически становится преступником. Впрочем, это не смущает браконьеров, окруживших себя шпионами и обзаведшихся фальшивыми документами. Лесовозы, зачастую без номеров, заполонили проселочные дороги, где нет полиции, развозят грузы по лесопилкам за пределами индейских земель. Попавшись в эту паутину, индейцы ава оказались в столь плачевном положении, что организация по защите прав коренных народов Survival International назвала их «самым уязвимым племенем на планете» – и развернула международную кампанию в поддержку племени в 2012 году.
В Мараньяне плечом к плечу с os isolados – «изолированными» – встали индейцы гуажажара, уверенные, что их собственная судьба неразрывно связана с судьбой соседей из племени ава. «Борьба за спасение индейцев ава и борьба за лес – одно и то же», – утверждает Соня Гуажажара, бывший исполнительный директор Ассоциации коренных народов Бразилии, благодаря которой обретают голос более трех сотен индейских племен этой страны.
…Стражи леса во главе с Тайнаки сгрудились, обсуждая следующий шаг, – а в это время из дома на близлежащей ферме показывается фигура в шлеме: человек седлает мотоцикл и на полной скорости проносится мимо, скрыв лицо за поляризованным визором.
«Olheiro!» – тут же раздаются громкие возгласы патрульных. Шпион!
Помимо лесорубов Стражи вынуждены противостоять целой сети лазутчиков из своих же соплеменников. Выслеживая патрули, шпионы доносят своим боссам, а те через приемопередатчики предупреждают бригады лесорубов, вышедших на дело. «Надо отсюда сматываться! – командует Тайнаки, провожая взглядом мотоцикл в облаке пыли. – Он на нас донесет!». Для успеха миссии очень важна внезапность: Стражи должны застать лесорубов врасплох. Бывало и наоборот: в лесной глуши хорошо вооруженные лесорубы нападали даже на агентов федеральной службы. В мгновение ока охотники могут сами стать добычей.
«Кому же, как не нам, защищать изолированных?» – вопрошает Тайнаки у себя на кухне вечером накануне патрульной вылазки. Он разворачивает карту резервации Арарибойя и обводит пальцем линии границ. «Лесорубы проникают внутрь по всему периметру индейских земель, – объясняет он, ткнув в самый центр карты. – Они хотят добраться туда, где изолированные. А у тех нет выбора: только давать деру, когда приходят лесорубы».
В Бразилии проблемой коренных народов сейчас занимается особое государственное учреждение – Национальный фонд индейцев (FUNAI). В составе фонда есть отдел изолированных и недавно вступивших в контакт индейцев – его специалисты поставили Арарибойю в самый верх списка горячих точек Амазонии, где племенам грозит неминуемый контакт с внешним миром. Увы, но из-за серьезных сокращений бюджета фонду стало еще труднее ограждать изолированные племена вроде ава от неумолимого гнета жадной до ресурсов мировой экономики.
Каждый день и каждый час мимо поселений ава в Тиракамбу и Посто-Ава на юго-восточной окраине резервации Кару площадью 1,73 тысячи квадратных километров громыхают гигантские товарные поезда, доверху набитые железной рудой. Они должны преодолеть девять сотен километров от крупнейшего в мире открытого железного рудника до столицы штата Мараньян – порта Сан-Луис на побережье Атлантического океана. Руду (147 миллионов метрических тонн в 2017 году) там перегружают на морские суда, чей путь чаще всего лежит в Китай.
Подумать только – руду, добытую в месторождении Каражас, доставляют на металлургические предприятия на другом конце света! Это ли не триумф технологии – и капиталовложения на миллиарды долларов в придачу. К слову, о технологиях: индейцы и сегодня добывают себе пропитание, охотясь с луками и стрелами. А некоторые, с десяток человек, и вовсе кочуют по джунглям резервации Кару, не соприкасаясь с внешним миром. Строительство железной дороги в конце 1970-х – начале 1980-х разрушило привычный уклад жизни множества индейских сообществ и раскололо надвое некогда обширную территорию племени ава. Тут же нахлынули переселенцы и торгующие землей спекулянты. Будто по мановению волшебной палочки по всей округе выросли скотоводческие фермы-ранчо, фабрики и даже целые города. Очень скоро индейцев вытеснили с земель, где жили их деды и прадеды. «Первым признаком karaí была колючая проволока», – вспоминает Такамачья, употребляя слово из языка ава, означающее «белый человек» или «чужак». Мы с Марко Лимой, моим проводником и водителем, сидим в окружении нескольких десятков индейцев в павильоне под открытым небом в Посто-Ава. Эта охранная зона – кордон, где нашли приют ава, – появилась в 1980 году благодаря Национальному фонду индейцев.
«Нас напугали выстрелы, – продолжает Такамачья, а молодой человек по имени Татучья тут же переводит на португальский. – Этот звук мы раньше никогда не слышали». В тот день чужаки, выследив его семью в лесу, спустили на них собаку, и та загрызла деда: «Он не успел убежать». Племя разделилось – одни люди ушли на север, другие на юг. Ушли и родственники Такамачьи. И больше он их никогда не видел.
«А вдруг мой дядя до сих пор бродит по лесам? – мой собеседник задумывается. – Почему нет?».
Гул громких голосов наполняет павильон. Со всех сторон я слышу поразительно похожие истории о 1970-х. Сюжет повторяется: незваные гости, паника, побег, наконец фонд, спасение – и свирепые эпидемии гриппа и кори, захлестнувшие Посто-Ава, едва индейцы соприкоснулись с внешним миром. В то время фонд видел свою миссию в том, чтобы вступать в контакт с племенами и потом расселять их по кордонам, освобождая место для застройки. Но в 1987 году от установления контактов все же отказались. «Бесконтактная» политика стала важной вехой в отношениях с местными индейцами: вот так и было признано право коренных народов сохранять традиционный уклад жизни, свободный от посягательств чужаков.
Контактные группы направляют в такие места в исключительных случаях, если изолированному индейскому племени грозит особенно серьезная опасность.
Сгущаются сумерки. Из павильона я отправляюсь вслед за Татучья на окраину деревни. В серебристом свете месяца, низко нависшего у нас над головами, вот-вот должен начаться священный ритуал общения с предками ава. В воздухе разлился едкий запах дыма от костра, повис собачий лай. Где-то вдалеке грохочет поезд из Каражаса. У крыльца женщины разложили связки перьев южноамериканской гарпии и королевского грифа. Ими они украшают головы, руки, ноги и груди полудюжины обнаженных мужчин – деревенских старейшин. Облачения из белых перьев трепещут в темноте, придавая мужчинам призрачный, потусторонний вид. «Они покрыли себя перьями, чтобы karawara признали их за настоящий народ ава, – объясняет Татучья, имея в виду предков, которые стоят на страже леса и с небес оберегают племя ава. – Иначе те могут перепутать их с белыми и убить». Под звуки жутковатых песнопений-завываний мужчины будто в трансе двигаются в танце вокруг огороженной хижины. Один за другим они скрываются в доме и вновь показываются снаружи, топая ногами, будто пытаясь оттолкнуться от земли и выпрыгнуть прямо в небеса, где обитают духи. Не прекращая петь и танцевать, они возвращаются к женщинам и детям, сложив ладони рупором, чтобы вдохнуть в своих близких благословения духов. «Этот ритуал переносит нас в те времена, когда все мы жили в лесу, – говорит Татучья. – Он помогает нам сохранять нашу культуру и оберегать землю».
Путешествуя по землям племени ава, я не могу избавиться от страха: а что, если государственные учреждения, созданные для защиты коренных народов Бразилии, тоже канут в Лету? Что, если индейцы ава будут брошены на произвол судьбы во враждебном мире? Через час езды мы оказываемся в селении Тиракамбу, и все 85 жителей высыпают нам навстречу с песнями и плясками. Юноша по имени Хиперенджия предлагает мне присесть. «Власти не любят индейцев, – сразу заводит он разговор о наболевшем. – Вот мы и боимся, что они отдадут нашу землю». Его односельчане сбились в тесный круг, ловя каждое его слово. «Лесорубы сожгли наши леса, – продолжает Хиперенджия. – Все звери – черепахи, обезьяны, пекари – гибнут. Нам нужна помощь». Я отвечаю, что хочу услышать об их горестях и рассказать о них читателям по всему свету. Схватив мою ручку, Марко Лима поднимает ее высоко над головой. «Видите эту ручку? – кричит он. – Это оружие Скотта. Она поможет ему поведать миру о племени ава!» «А хотите посмотреть на оружие ава?» – спрашивает Хиперенджия. Он кричит в толпу какую-то команду, и люди разбегаются по своим хижинам. Мгновения спустя они возвращаются – и мужчины, и женщины, – потрясая длинными луками и пучками стрел с обожженными бамбуковыми наконечниками. «Видите? – говорит Хиперенджия. – А это наше оружие».
Многие сотрудники Национального фонда индейцев разделяют опасения своих подопечных. Создается впечатление, будто власти нарочно держат FUNAI на голодном пайке. «У фонда нет ресурсов, чтобы делать свою работу», – сказал мне один инспектор, пожелавший остаться неназванным.
Главный вход в резервацию Ава площадью 1,17 тысячи квадратных километров стережет одинокий форпост на вершине холма. Из-за сокращения бюджета фонда в нем осталось всего-навсего трое сотрудников – невооруженных штатских. На этой территории проживает около сотни индейцев ава, в том числе несколько маленьких отрядов неконтактных кочевников. Мы с Марко едем по размытой дороге, уводящей прочь от сторожевого поста. Там и сям на обочинах гниют изъеденные ржавчиной остовы больших бульдозеров, напоминая о том, как в 2014 году войска выдворили из резервации хлынувших туда лесорубов и переселенцев. У подножия высокого холма нам открывается безмолвный мир глубоких теней и ослепительных снопов света, прорезающих кроны деревьев-великанов, обвитых толстыми лианами. Так вот куда держали путь все эти мощные машины! Вдалеке горланят ара, чью перекличку прерывают резкие возгласы крикливой сорокопутовой пихи.
Марко тормозит напротив выбеленного дома в тени могучего хлебного дерева. Мы приехали на кордон фонда в Журити: выходим из машины, и нас встречает высокий мужчина. Выглядит наш новый знакомый так: курчавая шевелюра с проседью и брови домиком. Патриолино Гаррето Виана – самый настоящий ветеран, он уже 35 лет работает в фонде, а кордон в Журити возглавляет с 1995-го. Когда разговор заходит о брошенных бульдозерах, Виана мрачно кивает. «Они выдворили с территории три тысячи чужаков, – рассказывает Патриолино, вспоминая события 2014 года. – Белые подошли близко – было очень опасно».
В ответ на высылки в близлежащих пограничных городах вроде Сан-Жуан-ду-Кару поднялась волна негодования. На много месяцев Виане пришлось забыть туда дорогу. «Я был um homem marcado», – говорит он. Меченый.
Он ведет нас в здание (всего пять комнат), где помимо его собственного жилища разместилась импровизированная клиника, при которой состоят два государственных мед-работника. Дверь на задний двор открыта: то и дело входят и выходят пациенты – молодые женщины ава в цветастых платьях, даже на ходу не перестающие кормить грудью младенцев, мужчины в мешковатых футболках и шлепанцах.
Несмотря на вторжения чужаков, из четырех оседлых поселений ава – Журити, с населением 89 человек, остается наиболее закрытым от внешнего мира. Представители старшего поколения, мужчины и женщины, разменявшие шестой-седьмой десяток, оказались здесь в результате серии контактных экспедиций фонда в 1980–1990-е годы. Большую часть жизни они прожили в лесах, и там им до сих пор вольготнее всего, особенно мужчинам. «На кордон они заходят от силы на пару дней в месяц», – говорит Виана.
Из леса мужчины возвращаются с добычей. Они несут оленей, пекари, тапиров. На веранде перед кучкой зрителей старейшина по имени Такия разыграл спектакль, подражая утробному рыку ревунов. Такими криками охотники ава приманивают зверей – и это лишь крупица знаний, благодаря которым племени удавалось выживать сотни, а то и тысячи лет.
Похоже, самая плачевная участь ждет жителей резервации Арарибойя. Несмотря на поддержку экологической полиции и собственные героические усилия, Тайнаки Тенетехару и Стражам леса так и не удалось остановить наступление лесорубов. В конце 2017 года Арарибойю охватили пожары, кое-где их разжигали лесорубы – отвлекающий маневр. Отдел изолированных и недавно вступивших в контакт индейцев в FUNAI спешно соорудил кордон на восточных равнинах резервации. Изолированные кочевники ава были замечены слишком близко к главной дороге, и сотрудники фонда забеспокоились, что придется прибегнуть к последнему средству – вынужденному контакту.
«От идеи бесконтактности никто не отказался», – уверяет Бруно ди Лима и Силва, координатор фонда в Мараньяне, желая опровергнуть слухи о том, что создание кордона означает перемену в политике организации. По его словам, это лишь мера предосторожности на крайний случай. Как утверждает Лима, индейцы ава не горят желанием покинуть джунгли. Во всяком случае, сейчас они явно в добром здравии, и у них рождаются дети – это красноречиво свидетельствует о том, что ава чувствуют себя в безопасности. «Если бы они хотели вступить в контакт, они бы проявились», – говорит координатор FUNAI.
В мой последний день в Бразилии мы с фотографом Чарли Хэмилтоном Джеймсом арендуем самолет, чтобы облететь резервацию Арарибойя. Мы парим над волнистыми хребтами, исчезающими в голубовато-серой дымке вдали. Под нами расстилается густой полог джунглей. Где-то там внизу бродят isolados.
Крыса в год потребляет около 12 кг продуктов, но это несравнимо с количеством пищи, которую она делает негодной. Статистика говорит, что каждый шестой фермер кормит не людей, а крыс. - :
